21.12.2020
Когда тебе пятнадцать, хочется гулять на улице, влюбляться, танцевать, мечтать, кем станешь в будущем. В голове столько планов и надежд. Но все разом может разрушить смертельный диагноз. Диане поставили последнюю стадию лимфомы Ходжкина — рак, поражающий лимфатическую систему. «Люди спрашивали, сколько мне осталось, — вспоминает Диана. — Ничто так не мотивирует на борьбу за жизнь, как приближение смерти». С момента постановки диагноза прошло уже полтора года, болезнь ушла в ремиссию. Все это время рядом с Дианой была мама. Вместе им удалось дать отпор болезни.
Диана: Меня зовут Диана, мне 17 лет, у меня была лимфома Ходжкина, четвертая стадия нодулярный склероз. Я не знаю, с чего начать… я очень активный человек. К футболу любовь перешла от старшего брата, он этим занимался. Потом поняла, что мне надо идти в спорт. Все совпало: открылась секция для девочек. Решила рискнуть и в итоге осталась там на шесть лет.
Месяц делала различные ЭКГ, сдавала анализы, ходила по врачам. Но мне становилось хуже с каждым днем: начала задыхаться в обычной жизни, не только при занятиях спортом. Не могла подняться по лестнице, было дико тяжело. Даже на второй этаж до квартиры поднималась исключительно на лифте — кружилась голова, теряла сознание. Тогда мама повела меня к педиатру, говорила, что я таю на глазах.
Мама Дианы: Я задала вопрос терапевту, зачем вы ее выписываете, если она по-прежнему не может дышать. Она дала небольшую записочку, что лучше съездить в Центр гематологии и онкологии. Как только она произнесла слово «онкология», меня тут же прошибло… Там Диану осмотрели — то самое место, где была шишка. «Это наш клиент», — сказала врач. Все внутри оборвалось, потекли слезы.
Диана: Потом врач стала листать мою больничную карту, нашла результаты УЗИ того увеличенного лимфоузла на шее. Тогда мне говорили, что он доброкачественный, все нормально. Направили на консультацию к гематологу. Мне всегда казалось, что это далеко от меня. Мой дядя тоже болеет онкологией, но мы с ним видимся нечасто, поэтому я не представляла, что это.
Помню момент, наш врач вышел и сказал: «Пойдемте в небольшой кабинет». Мы зашли, сели на кровать, врач села напротив и заговорила спокойным голосом: «Это рак, четвертая стадия. У вас будет шесть курсов химиотерапии, две недели лучей». Мама — в слезы, а я не понимаю, как так? Мне вроде и смешно — сижу, улыбаюсь, а по щекам — слезы. Спрашиваю: «Я что, умру?». Она смотрит на меня и говорит: «Ну, нет. Все же лечится, все нормально». Мама плачет, а я держусь: нельзя плакать.
Мама Дианы: Сказали, что у нее онкология, четвертая стадия. Это ужас. У меня, конечно, истерика сразу началась, но у нас был такой хороший доктор! Только сейчас это поняла, а тогда плохо соображала. Успокоила нас: «Нет, не умрете. Выживете». И мы поверили.
Мама Дианы: Поддержка, любовь должны быть. Должны звонить, навещать. К нам постоянно ходили, ходили, но больше чужие, незнакомые люди, чем свои. Некоторые сейчас объясняют, что не могли позвонить. Не могли, потому что жутко, страшно, не знали, как помочь и как подобрать слова.
Диана: Когда люди меня жалеют, это очень задевает. Не надо так, я не просила. Я себя и сама могу пожалеть. Меня очень задевает, когда люди, ничего не зная про рак, думают, что ты заразный, потому что ходишь в медицинской маске. До них не доходит, что человек носит маску, не чтобы заражать других, а чтобы самому не заразиться.
Меня очень задевает, когда люди много обещают и при этом ничего не делают. Когда они говорят, мол пиши звони, помогу, а по факту — ничего. Рак, кстати, очень хорошо показывает, кто «твои» люди, а с кем вообще лучше не общаться. Это несомненный плюс болезни.
Мама Дианы: Действительно, когда мы заболели, круг общения очень сузился. Моя подруга, с которой много лет дружили, ни разу не приехала, не позвонила, хотя живем рядом. Некоторые родственники с нами не общаются. Уже полтора года, как Диана дома в ремиссии. Но ни двоюродная сестра, ни бабушка не интересуются, как она. Эта сторона родственников полностью от нас отказалась.
Диана: Когда началось лечение, два месяца каждый день ко мне приходили какие-то незнакомые люди, которых я вообще не знала, передавали подарки. Как говорила мама, к дому пролегла народная тропа. Из-за болезни под запретом были цветы, мягкие игрушки, а у меня всегда весь подоконник был ими уставлен, дарили много сладкого.
Я тогда еще с волосами была, веселая, скакала как саранча — меня так все называли. А потом кто-то у мамы спросил, мол, вы же, наверное, на проверке лежите. Она ответила, что у меня рак. Все удивились, что стадия не первая или вторая, а четвертая. Все были в шоке, потому что жизнь во мне прямо кипела.
В какой-то момент на середине лечения поняла, что друзей у меня почти не осталось. Многие, как узнали о моей болезни, сначала жалели, называли бедной, несчастной, говорили, что будут приезжать и помогать — только звони. В итоге, когда я попросила этих людей привезти мне таблетки из аптеки, которые сама же и оплачу, помог только один человек, и тот незнакомый — девочка из моей школы, которая уже выпустилась. Опаздывая в институт, она ехала по пробкам на такси, потратила все деньги, чтобы привезти мне таблетки. Было так приятно, что незнакомый человек сделал это для меня, бросил дела, наплевал на свои проблемы.
Мама Дианы: Мне кажется, она сама просто осознала, что все-таки нужно жить. Если жизнь дана, за нее нужно бороться. И рак — такая болезнь, что сегодня ты жив, а завтра можешь не проснуться. Жить — это прекрасно, это здорово. Она иногда кричала на меня, зачем, мол, ты меня спасла, я подняться не могу, а еще целых две операции впереди. С другой стороны, понимаю, что в душе она рада, что жива.
Диана: Перед тобой стоит выбор: либо борешься с болезнью, либо ты в гробу. Потому что рак не любит слабых людей, все слабые люди от него умирают. Он любит сильных: либо даешь отпор, либо гроб. Я маме обещала, не могла ее подвести. Так воспитана, что если обещание дал, должен его исполнить. Лечилась через боль, каждая капельница — болючая, есть невозможно. Говорила маме, что это все терплю ради нее, как бабка старая бурчала, что все ради нее, так бы дома умирала. Я не плакала, а она плакала. Не люблю свои эмоции так показывать. Потому что, если мне больно, стараюсь пережить это в себе. Сама тяну себя из этой болезни и депрессии. В борьбе с онкологией из ста процентов успеха семьдесят — это ты, твой настрой, остальные — работа врача. Но он не поможет, если сам этого не хочешь. Нельзя сидеть в палате, как сидели многие мои знакомые. Ты их зовешь гулять, а они не хотят. А мы с мамой были везде.
Мама Дианы: Заболевший человек должен за себя бороться, должен знать свою цель и идти к ней. Если руки опустил, кто тебя вытащит? Ни доктор, ни друзья, никто не вытянет. Должно быть стремление к жизни, надо вставать, идти, как бы не было тяжело.
Диана: Выхода из-под крышки гроба нет. Надо бороться и верить до последнего. Когда человек перестает бороться, он умирает. Всегда должно быть общение, должна быть поддержка. Но поддержка — это не жалость. Поддержка должна быть такая, когда взял человека, повел его куда-то развеяться, когда приехал за несколько тысяч километров, чтобы приготовить кому-то его любимые блинчики. Когда ты на химии, еда — большая проблема. Никогда не забуду, как друзья привозили мне то, что я захочу: то огурцов попрошу, то сладкого. На день рождения подарили пять килограммов мармелада, потому что мне захотелось.
Надо не сидеть, зажавшись в себе, а выходить куда-то, что-то делать, пытаться найти контакт, продолжать жить обычной жизнью насколько возможно. Я выходила на улицу и не носила парик. Да, я без волос, но такой же человек, как все. Меня это не смущало, это не смущало и моих близких, которые шли со мной. Продолжала знакомиться и общаться с людьми, но они знали, что у меня рак. И это никого не отталкивало, потому что я сама считала, что все нормально. Многие просто закрываются в себе, и с ним совсем не хочется общаться.
Надо расставить приоритеты и решить, хочешь ты в конце концов жить или нет. Если хочешь, то понять для чего или для кого. Если не хочешь, то почему. И если ответ на этот вопрос мизерный, например, не хочу жить, потому что мне не ответил взаимностью какой-то мальчик, то это бред, и надо начать бороться. Надо найти какой-то стимул. У меня был стимул в маме: понимала, что она не переживет смерть второго ребенка. Для кого-то стимул — их мечта, например, стать оперной певицей или музыкантом. Надо найти то, к чему хочешь идти и стремиться к этому, заставлять себя бороться. И все-таки понять, где ты хочешь оказаться через пять лет. Либо ты начинаешь есть и набирать хорошие показатели в крови, либо не кушаешь и лежишь в земле. Все. Ничто так сильно не мотивирует, как гроб.
Мама Дианы: Набор веса — еще один удар для нее. Была 55 килограммов, а стала — 62 Представляете, какой это кошмар для девочки в ее возрасте. Ей уже на рак-то наплевать было. Говорила мне, что она толстая, зачем я ее спасла, если она толстая, что теперь никто замуж ее такую не возьмет. Даже за волосы так не переживала. А они у нее шикарные, длинные вьющиеся, сама красавица. Такая грива, как встряхнет ей — все ахают. Диана даже не переживала, что они выпали, было наплевать.
Диана: Я даже ждала, когда волосы выпадут. Хотелось быстрее себя без них увидеть. Каждый день просила маму побрить меня. Она отказывала до последнего. А я не могла находиться с такими волосами в клинике, где лечатся маленькие девочки, у которых уже не осталось волос. Как посмотрят — душа плачет, понимаю, что терзаю их своими волосами.
Мама Дианы: И она мне сказала: «Их нужно срочно подстричь. Все лысые, а я с волосами, они же их раздражают». Вот у нее была такая реакция. А потом она стала, как все, ей стало здорово. Всегда улыбалась. Я бы сказала, что не я ее вытащила, а она меня оттуда вытащила, потому что я плакала первое время, но в больнице плакать нельзя. Ты плачешь, и детки опускают руки.
Диана: Ну рак и рак, да, четвертая стадия, подумаешь, последняя. И что?
Люди без мозга живут, а тут — рак. Все, кто узнавали про последнюю стадию,
задавали вопрос, почему я еще жива и когда умру, доживу ли до своего дня
рождения. Меня уже все хоронили в поселке. Кто-то говорил, что мои родители
на похороны деньги собирают, а я вот все не умираю и не умираю. Мы с мамой
любили шутить по-черному на этот счет.
Мама Дианы: Принесли как-то конфеты раковые шейки. А Диана говорит:
«О, мам, раковые шейки! Это же как у меня!». Да, мы сначала плакали, потом,
когда уже все слезы выплакали, на их смену пришел истерический смех. Когда
вышла с больницы, увидела бар-раковарню. Прислала мне эту фотку: «Мама, я
у раковарни». Потом на нее в соцсетях подписался бар «Раки-раки». И Диана
мне сказала: «Мам, прикинь, на меня раки подписались». Кто? Раки! Смеялись.
Диана: Я всех переманила на сторону черного юмора, потому что во всем надо искать плюсы, и в онкологическом заболевании они тоже есть. Их надо хорошо поискать, но они, правда, есть. Родственникам и друзьям я бы дала совет ни в коем случае не жалеть ракового больного. Вы должны стать поддержкой и опорой, помогать, не позволять опустить руки, мотивировать и всегда быть рядом. Это главное.
А людям, которые борются с болезнь, желаю не сдаваться и верить в себя, в свои силы, потому что свет в конце тоннеля есть. Но свет есть и в этой жизни, и этот свет нельзя потерять. Нужно жить, бороться, как бы больно и тяжело ни было. Просто у всего есть конец. И в случае с болезнью, каким будет конец, выбираешь ты сам.
MAT-RU-2000737-2.0-06/2022