Сергей бессчетное число раз выбирался с самого дна. Казалось, ему, профессиональному водолазу сам черт не брат. Но самым страшным испытанием в жизни Сергея стал не водоем, а омут. Омут, в который его погрузила серьезная и малоизученная болезнь Мошковица.
Сергей: Мне 65 лет. Всю жизнь — с 1978 года — я работал водолазом. Сейчас я главный специалист канала имени Москвы, руковожу водолазной службой.
В работе водолаза, как любой другой, есть свои прелести. У меня вот — свежий воздух, солнце, вода… Это интересно. И очень опасно. Многое зависит от снаряжения, от его подготовки, от собственных решений и, конечно, от тех, кто наверху тебя обслуживает. Сейчас-то я уже меньше хожу под воду. Намного меньше. Стало больше административной работы. Но на самые серьезные, ответственные и опасные погружения иду сам, как профессионал с высшей квалификацией.
Брат Сергея: С детства Сергей правильный был парень, спортивный. Но вспыльчивый немножко, излишне жесткий даже. Поэтому я, бывает, его одергиваю.
Сын Сергея: Отец очень сложный человек, но человек железа и слова. Человек из СССР, из тех, что поднимали и продолжают поднимать нашу страну. А такие люди умеют выживать.
Он очень надежный, профессионал в работе и при этом замечательный семьянин. Вот такой у меня отец.
Сергей: Я тогда жену похоронил, и захотелось куда-то уйти, уехать. На работе взял путевку в подмосковный санаторий, поехал, и уже там мне поплохело. Чувствовал себя вялым, апатичным, аппетит стал пропадать. Спал плохо. Короче, я в этом санатории выдержал четыре дня, потом собрался и — домой. В конце декабря это было. Помню, сижу дома, завтра — Новый год. Готовимся к празднику. А потом — все, будто меня выключили.
Сын Сергея: Для меня это было, конечно, полной неожиданностью, потому что отец здоровый и спортивный. Никогда не жаловался даже на головную боль. Мне позвонили его друзья с работы, сказали, происходит что-то неладное, описали симптомы, просили приехать. Я знаю отца, потому сразу велел вызывать скорую помощь. Понятно было, что дело серьезное.
Брат Сергея: Мне Серега позвонил, сын брата (сына Сергея Васильевича тоже зовут Сергеем — прим. ред.). Говорит, дядь Саша, что-то неладно с отцом. Когда я приехал, он был плох, но хотя бы еще сам ходил. Хотя, чувствовалось, с ним что-то не то. Становилось все хуже и хуже. И он был очень желтый. Я сначала подумал — желтуха.
Сын Сергея: Когда я понял, что с отцом творится страшное, то первым делом завел дневник: написал число, время и все свои мысли по поводу происходящего. Дальше я, понимая, что столкнулся с чем-то очень серьезным, стал делать записи ежечасно. Наверное, так люди устроены: когда случается шок, они максимально собираются, концентрируются, начинают искать любые пути для решения задачи. Моей задачей тогда было спасти жизнь отца.
Сергей: Говорят, я в те дни даже кого-то узнавал, разговаривал, односложно отвечал. Не знаю, может быть. Сам-то ничего из этого не помню. Этого периода в памяти вообще не сохранилось, словно из головы стерли.
Сын Сергея: Это было тридцатого декабря. Предновогодние праздники, дозвониться куда-то трудно. Отца привез домой, положил на диван. Он отказывался от еды, от воды. Первые специалисты, которые его осмотрели, ничего сказать не смогли, все были в растерянности. Плохие анализы и все показатели, а диагноз не смогли поставить. Когда он попал к гематологу, ему дали направление Отец был похож на живой труп: не шевелился совсем. Даже челюстью двигать не мог. Казалось, еще чуть- чуть и его не станет. Ему поставили окончательный диагноз — тромботическая тромбоцитопеническая пурпура или болезнь Мошковица.
Брат Сергея: Постановку диагноза я считаю самым главным: правильно диагностируешь — правильно начнешь лечить. Мы много времени упустили. Вот если бы... Тогда, в первые дни я, честно, думал, что Сергей уже не жилец. Просто в овощ превратился… Страшно. Спасибо, что выкарабкались!
Сергей: Я в палате лежу, уже в центре гематологии, люди стоят передо мной. Врач спрашивает, знаю ли я, какое число сегодня? Не знаю, говорю, помню только, что было тридцатого декабря. А уже шестое февраля! Да где ж я был-то все это время? Смотрю на себя — доходяга доходягой. Сейчас мой вес 69-70 кило, снимите с меня килограммов двадцать и представите, как я тогда выглядел. Руки и ноги — одни кости. Я не мог ходить, координации не было, меня с ложечки кормили.
Атрофия мышц — сил не было вообще. Лежал, как истукан.
Сергей: Сначала на процедуры и обследования меня возили на койке, потом — в колясочке. И много позже я уже начал ходить пешком. Наращивал этот навык. Врачи были, конечно, довольны моим энтузиазмом, желанием быстрее восстановиться. Еще бы! А кому охота лежать где-то в больнице?
Сын Сергея: Я отца увидел только после выписки. И вот разница между тем, кто уезжал в больницу, и тем, кто оттуда вернулся, конечно, колоссальная. Я ведь, отправляя его на скорой, не знал, увижусь ли с ним снова. Надежды не было вообще никакой.
Сергей: Что я могу посоветовать тем, кто оказался в такой ситуации? Не унывать, в первую очередь, не сдаваться. А что еще остается-то? Только стремиться к жизни, не опускать руки и искать, искать тех, кто способен помочь. Мне повезло, я считаю. Я не знаю, почему. Все говорят, это чудо.
Сын Сергея: Специалистам спасибо! Я после этого поверил, что невозможное возможно. Что людей поднимают препараты. Что есть лекарства и специалисты, которые дают людям возможность встать, когда надежды уже практически не остается.
А еще, конечно же, нездорового человека очень сильно поддерживает любовь. Понимаете, если любишь человека, все сделаешь, чтобы он выкарабкался, восстановился. Любите друг друга, и все у вас получится. Да, только так!
MAT-RU-2105930-1.0-10/2023
